— Кир, они напали, потому что вы были одни… соберем, не волнуйся… А зима все точки по своим местам расставит. Немногие из них переживут свою первую бездомную зиму.
— Мне жутко и больно, Михалыч! — продолжала истерить я, не в силах остановиться. — За что нам все это? А? Почти год я только и делаю, что хороню родных, друзей, близких и просто… Вокруг одна сплошная смерть, беды преследуют меня… нас. Как долго это будет продолжаться. Так ведь никаких сил не хватит пережить все это…
— Кирочка, послушай, Кирочка, все пройдет со временем. Сейчас надо быть сильными…
Я перебила старика, всхлипывая, и сиплым шепотом прохрипела, стараясь, чтобы девочка, все это время не отходящая от нашего раненного, не слышала меня.
— Я так устала, Михалыч, миленький, я дико устала от всего этого. Я слабая, понимаешь, я слабая и боюсь, долго не протяну, и сломаюсь в какой-то момент. Я готова работать с утра до ночи, не спать ночами, убирать, мыть, ковыряться в земле и навоз выгребать… Но я не готова убивать… А я ведь четырех собак… Каждую пулю словно в себя всаживала, мне кажется, я их до сих пор все чувствую… Они жгут меня изнутри… А тот сумасшедший, а трое оборотней… Я больше так не могу…
Напряжение, копившееся месяцами, прорвалась, снеся плотину благоразумия. Упала на колени и, обхватив себя руками, зарыдала не в состоянии успокоиться или хоть немного остановиться.
Хавшик присел рядом и обнял худыми жилистыми руками, прижимая к себе и тихо, похоже, тоже толком не зная как поступить и что сказать, уговаривал:
— Ну что же ты… Кирюш, все наладится… Все будет хорошо… Вы вместе, и Фед поправится… Все пройдет, и не ты виновата, что жизнь так сложилась…
— А что мне делать, когда придется мяска добыть, чтобы своих накормить… — простонала, уткнувшись ему в плечо, — как мне курице той же шею свернуть или хрюшку… Я не смогу никогда, Михалыч…
Встряхнул, потом глухо жестко ответил:
— Жизнь заставит, не такое сможешь, и ты это себе уже доказала. Ты трижды защитила себя и своего ребенка от смерти и дальше сможешь. Да, хреново это, да, это невероятно тяжело, но сейчас всем тяжко… — тяжело вздохнул и уже более мягко добавил. — А с курами и хрюшками мы тебе поможем, девочка. Хрюшки-то и здоровый мужик побаивается, и в одиночку не делает такие дела. Да и пока ты за своих не переживай, у нас лишних много. Вон тушенки на пять лет вперед наварили, а еще сколько со склада навезли… Подбери себе пару хороших добрых собачек, и им хорошо, и тебе полегче станет, все кому-то жизнь спасешь… Да и котейку еще одного найти можно… Там где ферма да скотина, всегда крыс да мышей много, вот пусть и охотятся… А твой Семен — кастрат ленивый и, похоже, кроме как жрать да спать ничем не интересуется…
— Сема хороший, он вон возле Феда последние три дня спит… — вскинулась я.
— Ага, примеряется, наверное, на его пуховый матрасик…
— Михалыч, ну наговариваешь же… — мне даже смешно стало.
— Зато ты вон сразу в себя пришла, за справедливость грудью встаешь…
Я утерла слезы и, шлепнув по плечу уже практически нашего общего с Лизкой деда, обняла его и чмокнула в шершавую чешуйчатую щеку.
— Даже не знаю, как бы все это пережила, если бы не ты…
— Так же, девочка, ты сильная, со всем бы справилась. А я рад, что могу помочь.
В этот вечер мы дружно пили чай с вареньем и сырниками, слушая истории Михалыча о его детстве и юношестве. Родился и вырос Михаил Саппер на Амеросе и был гордостью своего маро, как называют единственного родителя и демаро (дедушки), и даже прадемаро. Окончил школу, высшее учебное заведение, в которых обязаны учиться все хавшики, ведь они гордились своим умом и считали его главным достоинством и преимуществом в сравнении со способностями магов и физической силой полиморфов. А затем попал в аварию и получил жуткое для любого разумного существа увечье. Стал бесплодным. Его маро был раздавлен этим обстоятельством и стал относиться к своему отпрыску словно к инвалиду, а затем и вообще так, будто тот умер. После появления на свет у его маро еще одного ребенка, Михаила словно вычеркнули из жизни семьи.
Именно по этой причине он уехал из Амероса насовсем и поселился, как он сказал, в самой глухой деревне под Тюбрино. За последние двести лет наш город очень сильно разросся и изменился, а вот Михалыч так и застрял в том своем грустном времени, когда его все бросили и предали. Лишь животные не предают, поэтому он радуется своей работе и любит ее. А теперь и нас.
Лиза сразу спросила можно ли называть Михалыча демаро, и он, расплывшись в счастливой улыбке, согласился. А я впервые за прошедшие месяцы решила, что действительно все будет хорошо.
Часть 3
31 октября
Утром я встала со странным ощущением праздника, что вдвойне странно, потому что свой день рождения я отпраздновала неделю назад, а Лизин будет зимой.
Несмотря на середину осени, наступили ранние морозцы, в комнате слегка прохладно, ведь мы экономим на электричестве и магии, и дровах. Теплое тельце Лизы прижималось спинкой ко мне, а внизу на своем внушительном матрасе сопит Федор. Ему хоть бы что, лежит на спине, во все стороны растопырив лапы, демонстрируя сероватое брюшко, которое я, встав, тут же почесала. Пес лишь приоткрыл один глаз и, потянувшись, снова смешно засопел.
Я бы тоже посопела, но, к сожалению, работа не ждет. Спустилась на первый этаж и привычно оделась в рабочий костюм. Подхватив чистые ведра, пошла в коровник к своим кормилицам. За мной тут же увязался Семен, а стоило нам появиться на улице, присоединилась и Мотя. Эту кошку мы не подбирали, она сама к нам пришла. Сначала пряталась, а потом привыкла и уже чувствует себя хозяйкой коровника, первой пробуя парное молоко.
Закончив доить, кормить и чистить свою живность, сделала себе кружку какао и вновь вышла на веранду, теперь меня сопровождал Федор, решивший размяться во дворе.
К середине октября мы закончили все сельскохозяйственные работы. Убрали весь урожай, сделали заготовки, подготовили землю к новому сезону и теперь изредка собирались в бывшем помещении руководителя фермы для того, чтобы поболтать, попить чаю с плюшками и чтобы дети могли пообщаться друг с дружкой.
После случая с одичавшими собаками наши мужики начали их регулярный отстрел, но дворняги, наученные горьким опытом, стали хитрее и опаснее. За лето их количество только возросло, но с приходом холодов они решили перебраться в город, наверное по привычке… Хотя мы не расслаблялись и теперь, всегда были вооружены и не засиживались допоздна.
Фед, все еще прихрамывая на переднюю лапу, вернулся в дом, а я, зябко кутаясь в меховую жилетку, глоточками цедила вкусный напиток. Странное приятное чувство предвкушения не проходило, а заставляло смотреть в лазурное чистое небо и радоваться белым пушистым облачкам, яркому солнцу, которое заливало все вокруг своим светом, да редким птицам, которые остались зимовать.
Я с чувством удовлетворения и гордости оглядела свой двор, и даже окинула взглядом соседний участок — тоже мой. Сегодня радовало все без исключений. Благодаря наличию электричества, у меня работают морозилка и холодильник, и они забиты свежим мясом — пару дней назад мужики забили двух хрюшек. С наступлением устойчивой холодной погоды можно будет все хранить на морозе, а пока только так. Сегодня мы с Лизой сварим вкусный борщ, а может и еще чего-нибудь. Вот, не знаю почему, но душа требовала всего и побольше.
Сказано — сделано, я занялась уборкой дома, готовкой, а потом мы с Лизой отправились в баньку. Попарив дочу, отправила ее под присмотром Феда в дом, а тем временем приступила к своему омовению. Волосы уже отросли до плеч и теперь касались их ровными, гладкими, шоколадными прядями. Недавно Марта их немного подровняла, она, слава Триединому, уже пришла в себя после потери сыновей и теперь училась жить без них.
В большом предбаннике радуют глаз и тело узкий кожаный диван и пара изящных красивых стульев с кожаными спинками и сиденьями, небольшой круглый стол, на котором стоит ведерко с колодезной водой и поднос с кружками, а на стене напротив двери висит большое зеркало в деревянной раме.